Толстая жердь между двумя ивами, веревка и дощечка на ней - такие качели 
сделал мой дед Романов. Они стояли напротив его дома, на берегу поселкового 
пруда.
      Ивы обнять я так и не сумел - сначала был слишком мал, а потом они 
расползлись так, что и теперь я не могу сцепить пальцы, если охвачу какую-то из 
них.
      Вырос ли я? - Не знаю, но чувствую, что постоянно теряю что-то; не 
понимаю что и не могу остановить это.
     Я долго не мог научиться кататься на них - дощечка была слишком 
подвижна, веревка перегибалась в месте, где я за нее хватался и я свисал то в ту, 
то в другую сторону, падал. Остальные были такие ловкачи! Они раскачивались 
выше перекладины и говорили, что взлетают над самой водой; потом я убедился, 
что это почти так, но вода частью уже подточила берег.
     Еще я узнал, что если сильно раскачаться, сидя лицом к дому, то можно 
достать до листьев дикой яблони, которую дед Романов высадил через тропинку 
от дома. Над ней нависала липа и, когда она разрослась, я достал и до нее.
     По воскресеньям все Романовы с семьями собирались в дедовом доме. Они о 
чем-то спорили, выпивали, пели песни, и все это вспоминается как-то сразу, 
одновременно. Устав от застолья, они вытаскивали лодку, удочки, фотоаппарат; и 
кто-то шел ловить рыбу, кто-то фотографировал, а кто-то шел к качелям. Они 
взбирались на них по двое и по трое, пьяные и веселые, и где-то здесь были мои 
папа и мама, а под ногами у взрослых возились и носились мои двоюродные 
братья и сестры, племянники, племянницы и я.
     Теперь пруд  зарос тиной. Его недавно чистили, но он похож на больного, 
который не хочет выздоравливать; бабушка и дедушка Романовы умерли, и их 
дети бывают вместе все меньше...
     Качели... Серое пальтишко, в котором я проходил не одну зиму, наверно, уже 
истлело; я не видел его много лет, но оно все еще колет мою щеку своим 
воротником и пахнет побитой молью шерстью.

 

Главная/Автор/Тема